|
| К свежему номеру |
Здоровье Больничка, или Жертвы бесплатной медицины
Виктория САТЧЕНКО Есть ли в Саратове муниципальные больницы с кроватями, на которых можно спать,
с питанием, которым не страшно отравиться, без тараканов и с качественной врачебной помощью? Говорят, да. Вот только большинство жителей Ленинского района об этом никогда не узнает, потому что, при отсутствии средств на услуги платной медицины, они обречены на «больницу смертников», как окрестили
в народе 6-ю городскую на 5-й Дачной. Я не задавалась целью сочинить журналистский репортаж или, тем паче, рискнуть провести журналистское расследование, внедрившись в ряды больных. Так само собой получилось, что нелегкая занесла меня именно сюда, хотя еще на стадии поступления я всячески пыталась воспротивиться судьбе и лечь в более приятное место. Слишком свежи еще были в памяти воспоминания тринадцатилетней давности о случае удаления аппендикса, избавляться от которого пришлось именно здесь.
Правда, в ту пору о выделении партийных средств на переоснащение и ремонт больниц еще и слыхом не слыхивали, и интерьеры, из которых хотелось поскорее сбежать, списывались на дефицит бюджетного финансирования и были простительны. С тех пор все давно поменялось, потому что не поменяться не могло – уговаривала я себя, вспоминая, что, во-первых, перемены завещала правящая партия, а во-вторых, медучреждения, даже бюджетные, просто обязаны соответствовать духу времени.
Увы, 6-й горбольнице удалось невозможное: она сохранила «марку», пронеся ее через года. В интерьерах большинства отделений и корпусов мало что изменилось, если не считать следов разрушительного воздействия времени на и без того убогую обстановку. В день, когда я пришла ложиться в отделение травматологии и мои данные были записаны в предбаннике, носившим название «приемного отделения», я с сумками была препровождена на этаж, где, уворачиваясь от снующих и не снующих больных (те просто скромно лежали в коридоре вдоль стен) и их родственников, санитар передал меня медсестрам моего отделения.
Впечатления первого дня оказались особенно незабываемыми. Вспоминается, как мне на подпись протянули бумагу, из которой следовало, что претензий к оказанному мне лечению я, в случае чего, иметь не буду. Как, вместо того, чтобы ставить требуемый росчерк, я отправилась на поиски своего лечащего врача, и как, уже получив порцию уколов в процедурном, битый час ждала в коридоре указания, на какое койко-место мне лечь. Угроза обустроиться в продуваемом всеми ветрами коридоре оставалась актуальной до тех пор, пока, на мое счастье, не выяснилось, что из женской палаты выписывается пациентка.
И вот я обрела собственную кровать и даже тумбочку, в которую можно было сложить вещи. Первую наскоро перестелили дырявым бельем с линялыми пятнами неотстиравшейся крови, вторая досталась мне, как была – полуразвалившейся, в засохших следах какой-то жидкости, разлитой предыдущими владельцами. Но мне, измученной ожиданием в коридоре, было не до таких мелочей. А зря. Железная койка, близнеца которой в последний раз я видела надцать лет назад у своей деревенской бабушки, при первом знакомстве ужаснула, но тогда я еще слабо отдавала себе отчет в том, что на этом орудии пытки предстоит провести не один день, а главное, не одну ночь.
Как впоследствии выяснилось, кровати, которыми была оснащена вся клиника, были не простые, а ортопедические – видимо, поэтому списать их было никак нельзя. Лечебный эффект создавали уложенные прямо на металлическую сетку доски и постеленные на них матрасы. Матрасами, конечно, они выглядели только внешне, потому что лежать на каменистом пляже наверняка было бы удобнее. Оказалось, свои ортопедические свойства этот больничный инвентарь приобрел не в процессе сверхнормативной эксплуатации, а по причине частого кипячения. Оставалось только порадоваться за свою спину, привыкшую дома к менее полезным для здоровья условиям.
Палата, в которую меня положили, вообще отличалась спартанским духом. Спальных мест в комнате было восемь, а из удобств – только раковина и тарахтящий неубиваемый холодильник. Соседки отнеслись к моему появлению со сдержанным любопытством. Было заметно, что руки-ноги у меня на месте, но кто-то на всякий случай поинтересовался: «Ты наша или из травмы?». Все дело в том, что травматологию, закрытую на ремонт, разбросали по этажам, и пациентам приходилось лежать кому где. Большинство потеснило отделение терапии. Хуже всего было то, что «разбросанными» оказались не только больные, но и врачебный персонал. Наш, как выяснилось, сгруппировался этажом ниже, и это было неудобно: случись что, разыскать врачей своего отделения могли лишь заботливые родственники, а те дежурили далеко не при всех больных.
Признаться, я не очень поверила в страшилки соседок-пенсионерок о том, что оказывать экстренную помощь пациенту из другого отделения местный медперсонал не будет. Горькая истина обнаружилась ближе к ночи, когда у меня резко подскочила температура и оставшейся со мной маме пришлось побегать по этажам сначала в поисках градусника, которого в терапевтическом отделении не оказалось, а потом в поисках дежурного врача. Медсестры маме очень обрадовались, потому что даже не знали, в какой палате меня искать.
В общем, ночь прошла весело и бессонно, потому как привыкать к «ортопедической» постели бока упрямо не желали. Зато день принес перемены: перевод в соседнюю, уже «профильно» травматологическую палату. Вернее, и не палату вовсе: в связи с ремонтом и нехваткой мест, под содержание пациентов наскоро приспособили бывший учебный класс со всеми вытекающими из этого дела последствиями в виде не утепленных на зиму окон, единственной розетки и отсутствия раковины. Лежали здесь в основном с переломами.
Метод лечения для всех избирался один – полнейший покой, нарушить который могла разве что щебетня родственников. Человека в гипсе просто привозили и складывали на кровать (транспортировка после операции с общим наркозом могла осуществляться самим больным при помощи хрупких медсестер), после чего о нем забывали. Персонал больницы явно предпочитал придерживаться изречения классика о спасении утопающих, так как напоминать врачам о существовании пациентов приходилось если не самим пациентам, то их родственникам или ходячим и бойким соседям по палате.
Одна пожилая больная, оказавшаяся прикованной к постели, никак не решалась сказать, что уже больше суток не может сходить в туалет. Врач к ней просто не подходил, и поделиться своей проблемой, кроме как с товарищами по несчастью, ей было не с кем. По такому же принципу у больных выявлялись дополнительные увечья: скажем, трещина в кости с болью, не дававшей человеку спать, которую светила больничной медицины были склонны считать признаком симуляции.
На десятые сутки пациентов обычно отпускали домой. Видимо, дополняя собой радостную статистику, они считались пролечившимися и абсолютно здоровыми, даже если лечение в большинстве случаев заключалось в приеме одной-единственной таблетки из дешевой группы лекарств в день. Я ни разу не видела, чтобы к моей соседке, пожилой женщине с обеими сломанными руками, по собственной инициативе подошел врач. Никто не спросил, какими дикими головными болями страдает больная с гипертонией и удобен ли вечно сползающий и стоивший баснословных для пенсионерки денег бандаж, в который поместили ее искалеченную руку. Такие, не получавшие никакого лечения пациенты, не лежали, а мучительно отбывали в стационаре свой срок.
Что касается вопроса питания, то ему можно было бы посвятить отдельную главу, хотя, применительно к нашему городу, это было бы более актуально, если б люди ложились в больницы исключительно для того, чтобы есть. Не плавающие в компоте червяки поразили мое воображение, а, как ни странно, свободная система пропусков, вернее, полное отсутствие таковой. Хотя родственникам больных жаловаться не приходилось: где еще найдешь клинику, пройти в которую можно в любое время суток, и не только без белого халата и бахил, но даже не отвечая на сакраментальные вопросы «к кому» и «кто». Думается, правительственным борцам с терроризмом в школах и аэропортах есть над чем поразмыслить и в какое русло направить свое служебное рвение в следующий раз.
Я уходила из больницы с чувством облегчения от мысли: «Не залечили!». В шестой вообще принято прощаться с напутствием не попадать в эти стены никогда больше. Разве только в тот день, когда обладатели полисов обязательного медицинского страхования превратятся для системы местного, да и государственного, здравоохранения из безликой массы в людей, а обещания повышения зарплат медикам и модернизации больничного звена перестанут быть частью не смешного за давностью лет анекдота.
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
