Повесть о ненастоящем человеке

Анна САФРОНОВА

Издательство "Вагриус" выпустило в свет книгу Ольги Славниковой "Бессмертный". Кому-то эта книга покажется новинкой, но нельзя не вспомнить, что первая публикация романа состоялась аж в 2001 году на страницах журнала "Октябрь". И этот роман с какой-то фантастической неизбежностью номинировался на все возможные премии — Букера (не попал даже в шорт-лист), Апполона Григорьева (получил), Белкина (не получил), "Национальный бестселлер" (не получил), и, наконец, литературная премия самого журнала "Октябрь" (соответственно получил). Еще не мешает вспомнить, что "Бессмертный" имел подзаголовок "Повесть о настоящем человеке", чего нет в нынешнем "вагриусовском" издании. "Бессмертный" — третий роман Славниковой.

Несколько слов о персонажах. Парализованный ветеран, с мужественным упорством пытающийся покончить с собой, не понимающий, что в живом виде он семье полезнее (в смысле пенсии). Семья: жена ветерана Нина Александровна, тихая и терпеливая. Ее дочь Марина, сохраняющая для отца иллюзию нерушимого социализма (портрет Брежнева, советский антураж, специально монтируемые "новости" и т.д.). Неверный муж Марины. Фон — перестроечный развал, безработица, безденежье, передел власти. Само собой: хрущобы, дрянная пища, скверная одежда и прочие прелести "средней" жизни. Об атмосфере "Бессмертного": она блестяще мертвенна. Ветеран сам ни жив, ни мертв, и для него сохраняется "в живых" умершее время; жена ветерана, в молодости тоже пытавшаяся совершить самоубийство, совершенно потеряла связь с реальностью; Марина уподобляется механической кукле; в уста неверного мужа не вложено ни единой реплики. Маргинально, в общем-то, в "Бессмертном" абсолютно все. Плюс громоздкие синтаксические конструкции, плюс отсутствие диалогов.

Критика проводила параллели с "Живым трупом" Толстого (уж не пародия ли он, "Бессмертный"?), высказывалось мнение, что в лице жены ветерана Славникова создала "настоящий народный типаж". Были и тихие попытки отсылок к Достоевскому, к Саше Соколову — не в пользу "Бессмертного". Лев Данилкин предложил концепцию взгляда на "Бессмертного", а именно "взгляд сверху", при котором роман, на уровне верстки весь состоящий из крупных шрифтовых блоков, напоминает квартал массовой застройки. "Протяженные периоды похожи на серийные, вытянутые по горизонтали дома: в каждом примерно одинаковое количество предложений — одно-, двух-, трехкомнатных квартир стандартной планировки. Это простые синтаксические лабиринты с непременным искривлением, г-образностью — в придаточных не запутаешься, но и срезать — проскочить дуриком — не удастся. Чтение похоже на обзорную экскурсию с управдомом; занятие монотонное, но почему-то доставляющее удовольствие предсказуемостью маршрута, гарантированной ритмичностью". В мертвенности романа, в том, что стерта грань между живыми и мертвыми, критик увидел бесспорное достоинство "Бессмертного", его прелесть и совершенство и назвал роман фантасмагорией — не гоголевской, не кафкианской, а именно славниковской.

Любопытно, что скрывал в себе подзаголовок "Повесть о настоящем человеке", снятый в нынешнем издании? Постмодернистскую иронию по отношению к соцреалистическим идеалам? Возможно. Но ирония не очень-то просвечивает в мрачных лабиринтах текста романа, да и постоянно подчеркивается, что герой "удостоверяет сам себя", не нуждаясь ни в какой литературности. Подзаголовок, скорее, уводил читателя по ложному следу неглавной интриги, якобы построенной на отрицании еще т о й литературы, т е х идеалов "настоящего человека". Хорошо, что его (подзаголовка) не стало.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=4022005131428&oldnumber=283