Недобрый доктор

Александр ДАВИДЕНКО

Обязательно стоит посмотреть в арт-галерее «Феникс-94» работы Алексея Карнаухова, о котором можно услышать прямо противоположные суждения. Кто-то утверждает, что это один из интереснейших художников Саратова, а кто-то - что из-под его кисти выходят откровенно конъюнктурные вещи.

Прежде всего бросается в глаза предпочтение, которое А. Карнаухов отдает библейской тематике (не обязательно прямому цитированию, но и художественному домысливанию, своеобразным апокрифам, встроенным в библейскую систему координат). Кроме того, им используются сюжеты, декорации, антураж относительно недавнего прошлого. Первая и отчасти вторая линии позволяют ему переживать состояние лирической мечтательности, романтизируя скорее не отношения и реалии минувшего, а собственные представления об идеальном обществе, основанном на близкой ему этической модели. Эта модель с тщательно прописанным регламентом поведения и не вариативными реакциями определяет жесткую систему его персональных конструктов, влияющих на художественное восприятие окружающего мира. Поэтому чем ближе живописные мотивы к дням сегодняшним, а точнее, чем они дальше от идеализированных представлений о благости, тем больше жути в самих работах.

На выставке показана серия полотен по мотивам сказок. Они оставляют странное ощущение тревоги, которое, нарастая, превращается в пугающее ожидание крупных неприятностей («У самого синего моря», «Decorations», «Добрый доктор» и др.). Этому способствует не только характер масок персонажей, но и яростные цветовые сочетания, столкновения контрастов и присутствие в больших дозах черного цвета. Также непрост спокойный на первый взгляд «Zooмагазинъ», являющийся, по существу, доктринальным автопортретом. С одной стороны, явно выражена идея свободы (птицы сидят, где им вздумается, дверцы клеток открыты, присутствует даже ключ как символ этой вольницы). С другой стороны, каждая из этих птиц занята сама собой, не обращая никакого внимания на соседей. При высокой плотности персонажей они никак друг с другом не связаны, самодостаточны и эгоистично самовлюбленны. Это их состояние прямо-таки просвечивает сквозь яркое оперение, а также отражается в голубых и холодных глазах хозяина.

Постоянное и плохо скрываемое раздражение реализовано в таких работах, как «Тамада – привет из Саратова», «Коляска», «Медведь», в которых стилизация под примитив напоминает Н. Пиросмани, но не добродушного, веселого или печального, а озлобленного. Гротесковый характер подачи материала обострен до уровня мизантропии. Не знаю, как оценивать подобное с точки зрения этических норм (да и стоит ли это делать вообще), но от подобных конструкций можно получать удовольствие, т. к. здесь присутствует мощный эмоциональный заряд, притягивающий зрителя и заставляющий так же переживать сильные чувства. Замечателен дуэт человекоподобного медведя и звероподобного мужика (даже не понятно, у кого из них страшнее морда-лицо), их единение совершенно гармонично. В другой работе оскаленные рожи седоков с горящими белками глаз противопоставлены изящной то ли лошади, то ли лани с длинной шеей, большими добрыми глазами и кокетливым коротким хвостиком. Непонятен и таинственен дворник («Большая уборка») с черными глазницами, метлой, воздетой к небу, и огромной лопатой, которой он собирает на тележку как опавшие листья, так и мирской сор, старые вещи, говорящие скорее не об их ветхости, а о смерти хозяев. Жесткие цвета не оставляют сомнений в драматичности момента.

Очень тонка по колориту и совершенна по композиции «Женщина на осле», в которой центром, наиболее интересным с точки зрения интерпретаций, является ослиная морда. Она гораздо значительнее человеческих лиц, это скорее физиономия мудреца в шкуре незаслуженно осмеянного животного.

Большой удачей является цикл акварельных листов «Bethlehem», «Руфь», «Детские мечты» и др. Перетекание неярких, но часто контрастных цветов друг в друга, очевидная размытость контуров, нарочитая композиционная постановочность, прорастание сквозь общую скорбно-величественную мелодию легкого лирического мотива отличает эти работы от большинства других. Не прибегая к каким-либо особым фактурным ухищрениям, без затей, часто с откровенным намеком на символичность сюжета А. Карнаухов создает очень поэтичные произведения. Неяркая, зеленовато-охристая с разбелами тональность («Поморы») позволяет добиться удивительного строя, наполняя картину иными смыслами, а конкретные образы приобретают библейские черты неких старцев, значительных и вечных.

Сильное впечатление производит «Вечерняя мелодия», отображающая реальную сцену из жизни, которая выглядит одновременно и экзотично, и драматично: два инвалида войны на улице играют одновременно на одном аккордеоне, кто-то на левой, а кто-то на правой клавиатуре, собирая брошенную мелочь в солдатскую каску. Многозначителен «Маханаим», скорее всего изображающий проповедь мальчика Иисуса в синагоге среди знатоков Торы. Работа очень выразительна как по цвету, так и по композиции.

К сожалению, именно в работах «иудейского цикла» наибольшее число таких, которые можно отнести к слабым, так как слишком очевидна попытка разыграть тему, используя ряд внешних, легко угадываемых национальных атрибутов, получить не глубокую по содержанию или живописным достоинствам, но ликвидную продукцию. Подобный метод, поставленный на поток, лишает их выразительности, нивелирует, делая структурно однообразными, типовыми. Появляется ограниченное число модулей, которые в разном цвете и с небольшими ракурсными изменениями кочуют из одной работы в другую. Наиболее заметным модулем, своеобразным сквозным раппортом, стал силуэт человека с пейсами в длинном сюртуке со спины в полный рост, заслоняющий почти половину активного пространства холста (легкое решение проблемы творческих мук?). Возможно, для утверждения неких личных профетических идей этот ход и оправдан, но с точки зрения композиционного построения и эмоционального воздействия живописной работы, этот надоедливо повторяющийся раппорт является откровенно дешевым упрощением.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=3072006122019&oldnumber=354