Мир Гоголя глазами Коновалова

В. БОРОДИНА

В Хвалынском художественно-мемориальном музее К.С. Петрова-Водкина (филиал Радищевского музея) открылась выставка «Мир Гоголя глазами В.В. Коновалова».

Иллюстрации к произведениям Н.В. Гоголя выполнены В.В. Коноваловым вероятнее всего в 1902 году, когда

к 50-летию смерти писателя

в Саратове решили издать

его избранные произведения.

Неизвестно, увидела ли свет эта книга (в библиотеках Саратова не удалось найти ни одного экземпляра). Скорее всего, книга избранных произведений Н.В. Гоголя не была издана, и иллюстрации «превратились» со временем в станковую серию. В художественно-мемориальный музей К.С. Петрова-Водкина оригиналы этих иллюстраций В.В. Коновалова передала в 1961 году жительница Хвалынска В.М. Белозерова – дочь М.В. Рыбицкого (1864–1933), возглавлявшего в начале ХХ века саратовскую типографию. По всей вероятности, именно от отца, умершего в Хвалынске во время голода 1933 года, иллюстрации попали к дочери, а позже – в музей. Всего в музее хранится 39 иллюстраций: 9 – к «Женитьбе», 7 – к «Носу», 5 – к «Заколдованному месту», 11 – к «Ночи перед Рождеством», 7 – к «Жалованной грамоте».

К.В. Шилов в книге «Борисов-Мусатов» дает такую характеристику Коновалову – одному из первых учителей В.Э. Борисова-Мусатова: «В Коновалове одни будут видеть мрачного живописца, запоздалого эпигона передвижников, другие, напротив, только удачливого преподавателя, ловкого исполнителя казенных заказов...». В этой работе сошлись обе характеристики современников: иллюстрации к произведениям Гоголя и казенный заказ, и еще одна возможность для художника горько улыбнуться, глядя на абсурдные ситуации, происходившие в домах и на просторах России в первой половине XIX века. Коновалов создал большой иллюстративный цикл (часть его находится в Радищевском музее), сопровождавший длительное, многомерное, сюжетно разветвленное повествование со множеством исторических реалий, будничных, заземленных околичностей и подробностей, – того, что Гоголь называл «прозаическим существенным дрязгом жизни». Коновалов почти буквально следует за Гоголем, живописуя сцены, где перед зрителем «пошла по-будничному щеголять жизнь». В этих иллюстрациях нет еще того специфического «книжного» подхода к иллюстрированию, который станет отличительной особенностью художников «Мира искусства» с их декоративной стилистикой, а позже таких корифеев книжной иллюстрации, как Н. Кузьмин, В. Фаворский и др. Иллюстрации Коновалова выполнены в определенных традициях времени, когда для иллюстраторов была характерна одинаковая манера рисования – тональная (тоновая). Такая техника иллюстраций позволяла художнику выразить магию тона, но в то же время таила в себе ряд опасностей. Один из выдающихся иллюстраторов книги В.М. Конашевич позже говорил о недостатках такой манеры: «Она обычно излишне черна... печаталась другим способом, чем текст, и таким образом совершенно уничтожалась книга как цельный организм. Беда (для книги, разумеется) усугублялась еще тем, что вместе с этой черной манерой в книгу вошла станковая живопись со всей своей спецификой: с подробно разработанной светотенью, с перспективой – линейной и воздушной, со своим масштабом и даже манерой, ради большей остроты композиции срезать фигуры людей снизу или с боков рамой, которой в книге нет! Книга превратилась в какое-то подобие альбома репродукций». И, действительно, Коновалов лишь сопровождал текст иллюстрациями, не очень заботясь об их расположении в книге, о ее макете и внешнем облике. Чаще всего встречаются полосные иллюстрации, реже – полуполосные. Описание Гоголя в данном случае заменяло Коновалову натуру. Он подходит к иллюстрированию точно так же, как к рисованию на натуре. Поэтому пластика иллюстраций аналогична пластике станковых листов. Они самоценны и без книги, что и позволяет их экспонировать на выставке. Иллюстрации В.В. Коновалова даже параднее выглядят на выставке, чем в книге, уменьшаясь при печати, они становились бы менее разборчивыми. Останавливаясь на отдельных моментах сюжета, Коновалов не старался найти оригинальный пластический ход, он просто добросовестно воссоздавал ситуацию. Единственное, что отличает иллюстрации, например, к «Женитьбе» от иллюстраций к «Носу» – техника исполнения: в первом случае более легкая, «подвижная» – перовой рисунок тушью и черная акварель, во втором – «весомая», но сковывающая – белила и черная масляная краска. Выбор живописной техники иллюстрирования говорит о независимости иллюстраций от листа книги: там, где органичнее было бы использование самого книжного белого листа, Коновалов использует белила. И все же к несомненным достоинствам коноваловских иллюстраций можно отнести подробное раскрытие обстановки действия, взаимоотношений и поступков героев в психологических портретах, в детально разработанной иконографии персонажей, в многофигурных композиционных сценах. Коновалов с большой изобретательностью занимался расстановкой предметов и действующих лиц. Привлекло Коновалова в гоголевских повестях и поэме не только, как говорил Белинский, «смех и невидимые миру слезы», но и более сложные два пласта его прозы – бытовой, внешний, и фантастический, внутренний, то сочетание обыденного и гротескного, что составляют двойную природу гоголевского творчества. Свойственная самому Коновалову «ноющая, неизбывная боль за человека, за проклятую неустроенность его жизни», этот сплав трагического и лирического, оказались созвучными ему в творчестве Гоголя. Во второй половине 1830-х годов Гоголь писал Погодину из Женевы: «...На Руси есть такая изрядная коллекция гадких рож, что невтерпеж мне пришлось глядеть на них. Даже теперь плевать хочется, когда об них вспомню». И при этом писателя никогда не покидала любовь к отчей земле, он всегда чувствовал, что в сердце его Русь, «не гадкая Русь, но одна только прекрасная Русь...». По всей вероятности, Коновалову были близки гоголевский искрящийся юмор и обличительная сатира, не случайно, как пишет К.В. Шилов, Коновалов «выступал в любительских спектаклях по Чехову» в Саратове, пьесам которого свойственен все тот же сплав драматизма и комизма. Вот это «двойное зрение» присутствует в иллюстрациях Коновалова. Художнику хорошо были знакомы прототипы гоголевских персонажей, этакие провинциальные «антики», как называл их писатель Н. Лесков. Русская действительность поставляла их в изобилии. Но Коновалов, как и его блистательный предшественник, первый иллюстратор «Мертвых душ» Н. Гоголя А.А. Агин, не придает внешности героев карикатурной заостренности. Его портреты остаются в рамках жизненного правдоподобия – в духе «натуральной школы». Он сумел найти меру объективной достоверности и убедительности в чертах лица, жесте, деталях, в изображении обстановки. Возможно, Коновалов подпал под обаяние рисунков А. Агина, которые он, несомненно, видел. Они выходили в виде альбома «Сто четыре рисунка к поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» (1892) и неоднократно переиздавались. Он не мог не видеть иллюстраций П.М. Боклевского и П.П. Соколова, но Коновалов, обладавший ярким и чутким воображением, пытливым отношением к теме, сумел найти присущие только ему средства выразительности «для прочного воздействия и утверждения образов в памяти» читателя.

В. БОРОДИНА

(www.radmuseumart.ru)

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=28012008172407&oldnumber=427