Сергей Летов: «В современном искусстве наблюдаются преимущественно негативные тенденции»

Татьяна РАЙС

В клубе «Минкульт», что расположен в Октябрьском ущелье, 19 февраля должны были выступить джазист-авангардист Сергей Летов, Кузя Уо (Константин Рябинов) и «Виртуозы вселенной». Но, к сожалению, из-за болезни Кузя Уо приехать в Саратов не смог. Вместо него к нам в гости припожаловал Владимир Терех с группой «Хлам». Музыку на сцене «Минкульта» в тот вечер исполняли, прямо скажем, психоделическую. Эдакий панк-рок с примесью джазовых импровизаций от Летова. А на следующий день Сергей Федорович делился мыслями о культуре, музыке и искусстве вообще.

Итак, Сергей Летов об…

… импровизации

Человек рожден импровизировать – это его естественное состояние. Мы импровизируем, когда дышим, и делаем это без «инструкции» и разрешения свыше. Для импровизации нужно чтобы люди свободно мыслили, а не были автоматами, в точности исполняющими указания дирижера, как в симфоническом оркестре. Представление об импровизации как о чем-то специфическом, чему нужно учиться, – это предвзятая точка зрения, как задаваться вопросом – способен ли человек к речи? Конечно, ее надо развивать, маленький ребенок не способен общаться: поместите его в стаю волков и он научится выть. В нашей культуре «ребенка» поместили в группу людей, не способных к свободному высказыванию, а способных только воспроизводить записанный начальством текст. Большая часть академических музыкантов не говорит «своими словами», а просто заучивает музыку. Это как если бы вы мне задавали вопросы цитатами из Достоевского, Чехова и Толстого, а я бы вам отвечал тем же. Это не норма. Норма – это свободная речь, как и игра на музыкальных инструментах. Форма нотации существует только в течение последних 400 лет. Музыка была до нот и будет после, ноты – это «частный случай болезни».

Гомер сочинил «Илиаду» и «Одиссею», а записаны они были через несколько столетий после его смерти. Трудно сейчас представить писателя, который не умеет читать и писать – это полезные, но не необходимые навыки. Знаменитый джазовый композитор Дюк Эллингтон не писал партии для своих оркестрантов – он им их напевал. Аранжировка, которую исполняет его оркестр, так и называется «head arrangement» – аранжировка в голове.

… живой музыке

Живая музыка – это не объект музея. Музей – кладбище культуры: туда сносят то, что уже умерло. Это «трупы культуры». Музыка не предполагает строгого разделения: здесь – архаический фольклор, а здесь – музыка барокко. На стыках современной музыки и музыки прошлого рождается что-то интересное. Поэтому современная фольклорная музыка и архаика вообще легко совместимы с авангардом.

… меркантильности в творчестве

В современном искусстве наблюдаются преимущественно негативные тенденции. Основная – это повсеместное желание добиться успеха любой ценой. Я получаю огромное количество писем, и вопросы практически всех молодых музыкантов сводятся к одному: как «раскрутиться», как добиться успеха? А вот каким способом это сделать – для них не принципиально.

Я недавно разговаривал с одним филологом, переводчиком и искусствоведом. Он рассказал, что такая же ситуация наблюдается и в современном изобразительном искусстве. Художник приходит к куратору и говорит: «Скажите, что делать. Я готов на все, чтобы стать знаменитым». Основная проблема российского современного искусства – это крайняя индивидуализация и нежелание делать что-то свое, оригинальное. Человек не озабочен искусством, он озабочен тем, как через него поиметь материальные блага.

Аналогичная ситуация наблюдается и со стороны зрительного зала. Дорогие билеты покупают состоятельные граждане, которых совершенно не волнует, какая музыка будет звучать. Их волнуют имена. Желательно, конечно, чтобы приехал афроамериканец, а что он играет – абсолютно неважно. Важно потом сказать знакомым бизнесменам: «Ты вчера не был на этом, как его? Зря – все наши были. Отсталый ты человек...» Люди идут на звонкое иностранное имя «отметиться». Происходит двойная имитация – слушатели имитируют интерес к происходящему, а музыканты – к тому, что они делают. Там, где музыканты и слушатели «зомбированы» своим успехом, звучит неинтересная, лишенная души музыка, но, к сожалению, это массовый процесс.

Музыканты с образованием ориентированы только на деньги. Профессиональный музыкант относится к музыке, как сантехник к унитазу – если ему платят, он чинит, а то, как он чинит, зависит от того, сколько платят. «Шаг снизу» происходит в провинции. Появляются группы молодых людей, как правило, не имеющих академического образования. Они не заинтересованы в деньгах и славе, для них это хобби, и тогда рождается что-то новое.

… иллюзии русского рока

В нашей стране гибель рока началась в 90-е годы. В 80-е музыканты играли не ради денег. Я играл с «ДДТ», «Аквариумом», «ДК» и за концерты денег не получал. Тогда инициативу и элемент новизны в группу привносили все участники, а потом пошла приватизация групп. Лидер решает, что его имя – это бренд, всех старых участников разгоняет и набирает новых. Если музыкант что-то не так скажет или проявит инициативу, то его уволят и возьмут другого.

Современная рок-группа – продукт капитализма. Дух протеста из рока ушел, остался номинальный, разрешенный протест. В начале 90-х я писал для журнала «Контркультура», что русский рок не выдержал испытания перестройкой. Сейчас это та же эстрада, просто сыгранная на других инструментах. Я плохо понимаю, чем современная рок-группа, кроме антуража и громкости звука, идейно отличается от шоу-бизнеса. А если честно, в нашей стране рока никогда и не было. У нас есть авторская песня – городской романс с утяжеленным аккомпанементом. Представьте себе «Led Zeppelin», исполняемый автором в акустике на трех аккордах. Это же смешно! А какой русский рокер не сможет спеть свою программу под гитару?! После перестройки власти стали идеологически по-другому работать, и получается, что мы не продаемся, пока никто не покупает, а если предложат хорошую цену, то прекрасно продадимся. Чем же рок, который за определенную цену будет ублажать власть, отличается от придворных музыкантов?

… разнице восприятия негатива

В западном обществе музыкант должен по восемь часов сидеть в офисе за компьютером, заниматься продажами и маркетинговыми исследованиями. Он ненавидит общество, которое его к этому принудило, и протестует: на концерте он истошно кричит, создавая непередаваемый нойз, и старается расшевелить публику. А публика в западном мире сытая и сонная – ее пугают, а ей не страшно. Она даже получает удовольствие, что ее пытаются унизить. Хоть какая-то капелька адреналина. Наш мир другой – у нас кругом то взорвется, то сгорит, то обесценится, все время какие-то бедствия, и человека хочется подбодрить.

Музыкант играет потому, что он не может не играть, но если ему плохо, то лучше не выступать. Российскому человеку итак очень плохо, и увеличивать количество негатива не нужно. Музыкант должен нести внутри себя позитив, который передается другим. Мы меряем себя западными мерками, а не надо: у нас свое мировоззрение, своя духовность, на нас их одежда не нацепляется, получается, как с русским роком – курьез.

В Японии и Швеции есть оркестры балалаечников и гармонистов, поющих очень искренне на якобы русском языке. Они думают, что русским должно понравиться. Мы же никогда не скажем, что шведские балалаечники – непреходящее явление мировой культуры. Или японский ансамбль еврейской музыки: даже диски выпускают, хотя живого еврея никогда в жизни не видели.

… осведомленности в искусстве

Экспериментальное искусство сегодня может существовать только на энтузиазме и в «подпольных кружках». Оно маргинально и экономически угнетаемо – созданы условия, чтобы оно не выживало. Экспериментальное искусство не медийно, оно не раскручивается СМИ. Глобальное отсутствие интереса со стороны публики к новому искусству наблюдается во всей западной цивилизации. Предполагается, что в современном обществе все интеллектуальные потребности человека должны удовлетворятся. Информационные – со стороны передачи «Новости», а эстетические – со стороны рекламы, все остальное – наказуемо. Смотрите рекламные ролики и слушайте заявления «партии и правительства».

Наши критики и музыковеды ничему не удивляются: они никогда не напишут о том, чего на Западе нет. Обо всех самобытных явлениях в нашей стране никто ничего не пишет. Леонелло Вентури сказал: «Искусство, приобретая стиль, превращается в товар». Нашим критикам важны четкие мерки – чтобы продавать, нужно лейбл прицепить. Как тогда в супермаркете разберутся, в какой отдел это нести? Если нет лейбла – значит, нет и цены. За что тогда платить деньги?

Я считаю, что искусство – это не товар. Мы, конечно, живем в материальном мире, музыкантам нужно кушать, покупать инструменты, записываться – все это требует средств, но это не является целью. Музыкант намного больше бы заработал, если бы занялся бизнесом. Люди занимаются музыкой не из-за денег, а потому, что они ее любят.

Под лежачий камень вода не течет: если мы, музыканты, не будем формировать представление журналистов о музыке, то останемся за гранью их внимания. Мы что-то будем делать, а о нас никто не узнает.

… упадке музыкальной цивилизации

Не хочу сказать, что нет интересных музыкантов – они существуют, есть социальные сети, где музыканты обмениваются музыкой, но этот мир вытеснен на обочину нашей культурной ситуацией.

Культурная ситуация радикально ухудшилась – 20 лет назад по радио, в основном, передавалась академическая музыка. Сейчас если ее и передают, то только в составе рекламного ролика какого-нибудь мыла, презервативов или гигиенических прокладок. За Моцарта не надо платить авторских денег и за Баха никто не накажет. Во Франции, как и у нас, в FM-диапазоне размещены 14 радиостанций. Там вы найдете весь спектр: барокко, классический джаз, ди-джейскую музыку, хаус, техно, симфоническую музыку. Если вы включите любую из 14 радиостанций Москвы, то услышите одну и ту же «жвачку».

Знакомый медиамагнат сказал: «Наши радиостанции существуют не для того, чтобы музыку передавать, а для того, чтобы от рекламы деньги получать. Рекламодатель считает, что люди слушают музыку в машинах и в офисах, когда им нечего делать. Если ты будешь передавать симфоническую музыку, офисный служащий переключит канал. Реклама ориентирована на них, как на наиболее массовую платежеспособную группу. Причем тут искусство? Музыка – это заполнение пауз между рекламой».

В стране, которая занимается добычей сырья, не нужны умные образованные люди. Для того, чтобы нефть качать, металл добывать, лес валить – больших знаний не надо. И реформы образования к этому ведут. В Германии и в Австрии практически каждый человек играет на скрипке или фортепиано и умеет петь по нотам, потому что в их школе учат музыке. Мы для них являемся «сырьевым придатком»: они производят музыку, а мы ее потребляем. А то, что мы производим, они воспринимают как какой-то курьез, что-то смешное. Большая часть западного мира заинтересована во всем новом, необычном, они хотят что-то почерпнуть для себя.

По уровню развития музыки можно судить об уровне интеллектуальной атмосферы в стране. Что можно ждать от страны Шостаковича и Чайковского – понятно, а что можно ждать от страны Игоря Крутого и Верки Сердючки?

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=10032011005751&oldnumber=566