Мы придем на край земли!

Юрий ЧЕРНЫШОВ

Иногда мне кажется, что пора бы и завершить рассказ о Трансевразийской экспедиции «Космопоиск–2012». Да разве рассказ о ней? Рассказ – об аномальной России. И частично – об аномальном ближнем зарубежье. А об этом проще не читать, чем не писать. Тем более саратовцу, получившему уникальную возможность сравнить некогда «столицу Поволжья» с самыми различными уголками необъятной страны, в том числе и с теми, что оказались теперь в границах иных государств.

(Продолжение. Начало см. в №№ 26 (628)–31 (633)

Культурная «аномалия» Прибайкалья

Завершая рассказ о самых серьезных экспедиционных этапах – выезде и поисках кратеров непонятного происхождения, не исследованных официальной наукой и даже не известных ей, остановлюсь на курьезе. Покидая кратер «ИтакАнский–4», Вадим Чернобров написал фломастером на большом камне у кратера: «Воду не пить! Опасно! Не разрушать! Импактный кратер. Имеет большую научную ценность! Итакинский кратер. Дата». После завершения экспедиции фото с этим текстом он выложил на сайте «Космопоиска».

И вот какой комментарий появился к его сообщению: «Космопоиск» вообще хоть раз что либо серьезное обнаружил? Или только своими приборчиками непонятного происхождения и назначения могут всплески разного рода излучений и возмущений «фиксировать», байки собирать и сказки рассказывать?».

Что на это ответить? Как вести диалог с человеком, для которого, слово «импактный», видимо, более чем понятно и сам факт не является «серьезным», но который даже не пояснил, а что же, по его (ее) мнению, является «серьезным»? Но еще труднее вести диалог с человеком, который достаточно известные приборы, которые используются «Космопоиском», типа радиометр, магнитометр, прибор ночного видения, компас, навигатор, термометр, относит к «приборчикам непонятного происхождения и назначения». То, что использовался радиометр и обнаружено некоторое превышение радиоактивного фона, ясно из текста надписи (или же она должна вызвать хотя бы вопрос). И какие «приборчики» для комментатора являются «понятного происхождения и назначения»? Утюг, что ли?

Можно пожелать, чтобы этот и другие авторы, настроенные скептически, внимательно посмотрели бы фото, где В. Чернобров пишет: «Не разрушать импактный кратер... Имеет большую научную ценность». И задумались бы над тем, что этот кратер впервые видят люди, которые хотя бы сообщат о его существовании представителям официальной науки, да и научной общественности вообще. Впереди у экспедиции предстоит еще одно обследование места предполагаемого падения метеорита, но уже – на зарубежной территории и после посещения Байкала и Прибайкалья. А то, что «аномальным» могут быть не только кратеры, НЛО и всякая нечисть (что мерещится людям и является им в виде привидений), показывают историко-этнографические наблюдения и мониторинг территории, охваченной экспедицией. Это – еще одна из линий, или тематических направлений экспедиции. Прибайкалье в этом тематическом направлении заняло особое место.

Почти теоретические размышления

Ведь в социокультурном отношении Прибайкалье и Забайкалье – своеобразные территории. Культура этой территории формировалась под влиянием не только коренных народностей – бурятов, эвенков, тафаларов, но и нескольких «пришлых» социальных групп – своеобразных субэтносов. Во-первых, это первопроходцы, заметную часть которых составляло казачество, иначе – «народ православный, русской речи», как оно само себя называет, а также вооруженные отряды для удержания завоеванных земель. Во-вторых – ссыльные всех времен и самого разнообразного свойства: уголовники и бунтари, декабристы и народники-революционеры, столыпинские переселенцы (3 миллиона!) и «раскулаченные» крестьяне советского пе-

риода. Среди ссыльных особенно высокое место занимают декабристы. Такое высокое, что, как считают местные работники культуры, «если бы не было здесь их, то и нас сейчас бы не было».

Но есть и еще одна категория – небольшая, но привнесшая в этот край особенно много цивилизационных и культурных новаций. Эта категория – высокие сановники, в том числе и опальные. Их именами названы многие поселки, ставшие позже городами. Шелехов, Гродеков, Муравьев-Амурский и – из опальных – Соймонов. Кстати, Соймонов и Гродеков имеют прямое отношение к освоению и присоединению Побережья Каспийского моря и пустынных просторов Туркмении. Шелехов позже стал губернатором Русской Америки и его имя носит городок близ Иркутска.

И в наше время значительное влияние на формирования уклада и культуры края оказывают потомки невольных переселенцев. Их энергии, способности переносить трудности таежного уклада жизни, их какая-то неуемная энергетика бросается в глаза и просто поражает. Об этом читатели могли судить по предыдущим очеркам, особенно по эпопее с поисками и обследованиями кратеров в тайге.

Поражает и другое: насколько убийст-венным оказывается проникновение ничем не сдерживаемой индустриализации в эти края. Пример тому – покорное проживание в атмосфере фекального воздуха в Байкальске – городке при Байкальском Целлюлозно-бумажном комбинате. Об этом достаточно написано в предыдущих очерках. Сейчас речь об ином – жизненной энергетике сибиряков и прибайкальцев, которая задает, порой, своеобразные загадки.

Архитектурно-историческая загадка

Попробуйте угадать место, где издается журнал, в котором помещены статьи: «Расписные дома русского Севера: Поонежье», «Бытовая культура казачества Верхнего Дона конца XIX – начала XX века», «Государственному музею заповеднику М.А. Шолохова – 20 лет», «Ясачное зимовье – новый экспозиционный объект музея-заповедника «Томская Писаница», «Перспективы работы этнографических музеев под открытым небом в России зимой», «Даурские остроги», «Успенский монастырь Тихвина: эволюция его деревянных укреплений в XVII веке», «Исследования истории тальцинского стекольного завода», «Терминология родства». Пожалуй, достаточно. Угадать непросто. География мест, охваченных названиями – вся Россия: от русского Севера (Поонежье) до юга – Дона, и от западных рубежей – Тихвина – до Прибайкалья. А слово-подсказка в названных статьях есть, да кто же это слово знает? В Саратове, скажем, даже музейные работники и работники культуры о нем слыхом не слыхали. Тальцы – вот оно – это слово. Даже – словцо, звонкое и прозрачное как стекло. Хочется предположить, что и происходит оно от звона, который издавала стеклянная посуда некогда расположенного в этих краях стекольного завода. Или же пошло от звона и прозрачности струй речки Тальцинки, впадающий в Ангару у этого завода.

Сегодня это слово обозначает Архитек-турноэтнографический музей Тальцы, обустроившийся между этой речкой и селом – бывшим некогда поселением заводских рабочих. И на базе этого музея, расположенного, по понятиям жителя средней и далее – до Урала – полосы России, то есть для большинства жителей России, – черт-те где как далеко, проводятся всероссийские научные конференции по проблемам существования и развития этнографических музеев под открытым небом. И на эти конференции съезжаются работники аналогичных музеев, да и не только их, и ученые из Москвы, Великого Новгорода, Кижей, Архангельска.

Впрочем, музеев под открытым небом в России всего 17. Из них работать в зимнее время могут только… 2 – Коломенское в Москве, да – Шушенское – место пребывания В.И. Ленина (данные 2005 года). Рядом с мировым массивом в 4000 (!) это не просто мизер, это говорит и о крайне мизерном внимании к сохранению архитектурно-исторического наследия в нашей стране. И потому ясно, что Тальцы – это уникальное явление в современной российской культуре. А еще этим именем назван научно-популярный иллюстрированный журнал, учрежденный и издаваемый этим музеем с 1995 года. По формату – журнальчик (А5). По охвату проблем – журналище. Из разных номеров его 2000–2005 годов издания и взяты приведенные в начале очерка названия статей.

Главным редактором журнала является директор музея Владимир Викторович Тихонов, автор одной из названных статей. Догадываетесь – какой? Конечно же – «Перспективы работы этнографических музеев под открытым небом в России зимой». Но, даже не поминая перечисленные названия статей, по одному только этому названию можно сделать вывод, что журнал «Тальцы» – не узковедомственный, не местечковое издание, – это журнал, претендующий (и по праву!) на всероссийский охват проблем музеефикации и музеелогии как таковых. А потому Тальцы и «Тальцы» – явления всероссийские, я бы обобщил – явление выдающееся. То есть вместе – уникальное явление российской культуры, рожденное энергетикой Прибайкалья. А потому, по совокупности перечисленных признаков, я занес его в свой личный перечень аномальных мест России на одно из первых мест в разделе «Историко-краеведческая жизнь России».

И, конечно, «базой» для сравнения для меня послужил Саратов. Ибо, если то, что делается в Саратове в этом плане, – нормально, то Тальцы и «Тальцы», – несомненно, – аномально. Если же, дело обстоит наоборот, и Тальцы – явление нормальное и обыкновенное среди тех, что должны совершаться для людей (как хотелось бы так думать!), то Саратов – очевидная аномалия по сравнению с нормой. Чтобы подчеркнуть это различие, назову еще одну статью из журнала, автором которой является Любовь Скрипкина, зав. научно-методическим отделом Государственного Исторического музея (Москва): «Роль нового гуманитарного знания для создания и проектирования экспозиций историко-краеведческих музеев». («Тальцы», № 2 (9), 2000).

Обратили внимание на год? Двухтысячный! Саратов в то время находился относительно данной проблематики в глубоком средневековье. Далеко ли он продвинулся сейчас? Да и на какой базе ему продвигаться? Историко-этнографического музея под открытым небом нет, хотя база для него имеется. Это, по моему мнению, – Увек. У нас же есть лишь Национальная деревня на Соколовой горе, но это всего лишь карнавальное приложение к культурной политике областной власти. Не более.

И это «карнавальное приложение» не идет ни в какое сравнение с Архитектурно-историческим музеем Тальцы. О нем рассказ – в следующем очерке.

(Продолжение следует)

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=11102012112234&oldnumber=634