Балерина из рода Борелей

Записала Светлана ТЕНЕТКО

23 октября в одном из залов Областного краеведческого музея прошла не совсем обычная встреча - с прима-балериной Саратовского театра оперы и балета, блиставшей на его подмостках в 60-х годах прошлого столетия, Людмилой Ивановной Борель. Какое отношение имеет балерина к музею краеведения? Подобная встреча была бы более логичной в театре, если бы не одно но… Людмила Ивановна – одна из рода Борелей, известной семьи саратовских мукомолов.

По словам гостьи, в Саратове она, как говорится, «инкогнито». С супругом, оперным режиссером В.Я. Левиновским, они приехали в Саратов и для того, чтобы побывать на могилах родных, и для того, чтобы встретиться с саратовскими музейщиками, которым решили передать некоторые материалы.

Небольшой музейный зал, в котором и проходила встреча, был заполнен в основном дамами глубоко бальзаковского возраста (дамы опять оказались более легкими на подъем).

Людмила Ивановна с легким, едва уловимым акцентом, который появляется у людей, живущих много лет на Западе, начала свой рассказ. Нисколько не смущаясь и не кокетничая, назвала свой возраст и сорвала у присутствующих бурные овации. Честно говоря, аплодировать было чему. Не многим из саратовчанок удается сохранить в таком возрасте подобную стать. Балетное прошлое, конечно, сказывается, хотя почему прошлое?

О первых шагах в профессию

Я не была в Саратове более 10 лет, последний раз приезжала в год юбилея Саратовской губернии, когда меня пригласили на празднование. Сейчас я живу в Америке, так сложилась моя судьба. Я очень не хотела ехать в Америку почему-то, даже не могла себе этого объяснить. Но сын решил уехать, он у меня один, и муж тоже решил… И вот так получилось, что я оказалась в Америке, где мы уже живем 20 лет.

Я привыкла, полюбила Америку. Нашла себя там тоже, преподаю еще до сих пор, хотя мне 84 года. Вы уже знаете, что я балерина, 20 лет я проработала в Саратовском театре оперы и балета имени Чернышевского, так он назывался тогда. До этого я шесть лет занималась в студии, поступила в драматическое училище имени Слонова на хореографическое отделение. Но началась война, и наше отделение закрыли бы, если бы не театр имени Чернышевского, который уже нуждался в нас – и маленьких, и постарше. И нас взяли в театр, где нашим педагогом был Валентин Тимофеевич Адашевский, который был премьером, балетмейстером.

В училище была педагог Анна Алексеевна Вертягина; она совершенно случайно попала в Саратов, но это тоже очень долго рассказывать. Она закончила Мариинское хореографическое училище, была хорошей солисткой, но волей судьбы попала в Саратов. У нее я занималась в кружке. Я не любила балет и, можно сказать, совершенно случайно попала в балет – подружки пошли, и я упросила маму отдать меня в балет. Вот там оказалась Анна Алексеевна, которая через много лет, когда уже жила в Риге и я была у нее в гостях, мне сказала: «Ты же была моя любимая ученица». А я ее так любила и даже боялась и очень благодарна ей за то, что школу я сохранила.

В хореографическое училище меня приняли, как говорят, «по блату». Анна Алексеевна сказала, что очень хорошая девочка, и меня взяли без экзаменов. Я пришла в декабре месяце и если бы проходила (как положено) медицинскую комиссию, то меня вряд ли приняли бы по медицинским показаниям. После моего зачисления мама одной девочки, которая не прошла в училище, написала директору письмо, в котором говорилось: «Моя дочь пролетарского происхождения, но ее не взяли, а вот дочку буржуев взяли». Директор вызвала Анну Алексеевну и попросила объяснить ситуацию. На что мой педагог ответила: «Если мы будем создавать советский балет по биографии, у нас не будет советского балета». Директор сказала, что считает так же. Я об этом не знала до нашей встречи в Риге.

Училище я заканчивала одновременно со школой и собиралась поступать на математический факультет Саратовского университета, но мама была больна, брат поступал в институт, я решила, что год поработаю, чтобы помочь семье, а потом буду учиться дальше. Поработала год, и начались проблемы с ногами. Врачи мне сказали, что через год, возможно, я даже ходить не смогу, не то, что танцевать. Тогда я решила, что, может, врачи ошибаются, и стала заниматься… Вот так двадцать лет я протанцевала, и каждый раз, встречая профессоров, которые давали мне столь неутешительный прогноз, возникало желание пригласить на спектакль, но в то же время и какая-то боязнь: а вдруг что-то случится именно на этом спектакле. Как ни странно, «Жизель», в которой я «выворачивала» себя наизнанку, была одной из любимых моих партий. Я любила и «Лебединое», и «Спящую», и «Девушку и смерть», и «Большой вальс»…

То, что я сейчас преподаю своим ученикам, – ленинградская школа, как ее называют – «вагановская». За это я благодарна Анне Алексеевне Вертягиной. Я ее считала своей второй мамой. Когда я окончила училище, нас всех взяли в штат театра, в балетную труппу, как это называлось. Я прошла весь путь от артисточки кордебалета (хотя выпускали солисткой, но тогда не было ставок, я это помню, это было очень тяжелое время, была война), и вот мне дали ставку солистки балета. Я все понимала, когда некоторые балерины были вынуждены уйти «на пенсию» (хотя тогда даже и пенсии не было). Дело в том, что наша профессия – это профессия только молодости. Двадцать лет в балете и, независимо от стажа, нам дают пенсию. Я проработала тридцать, не все время в Саратове, последние 10 лет я за мужем-«декабристом» уехала в Сибирь, где ему предложили руководить Магаданским театром. Потом меня очень многие спрашивали: «Ты в Магадане? Может быть, тебя за что-нибудь… туда…». И все же я благодарна судьбе, что все так случилось.

О семье

Как вы знаете я – Борель. Тема семьи для меня немножко тяжелая. Первые годы моего детства она была запретной. Вы понимаете: в войну я – немка и дочь врага народа. Хотя со стороны я этого никогда не слышала, но почему-то очень переживала и доказывала, что я хорошая.

Вот что я немножко помню. Дедушка – Иван Эммануилович Борель – один из четырех братьев, известных мукомолов; наверное, вы знаете борельские мельницы. Мой папа был одним из шести сыновей. Мама у него была очень строгая, а папа был подвижным и шаловливым ребенком и его, конечно, часто наказывали. Его запирали в ванную, где лежало какое-то белье, и он в этих простынях плакал и молился: «Боженька, пошли мне настоящих родителей». Его так часто наказывали, что он считал, что это не родные родители. По натуре он был «демократ» и, несмотря на то, что было множество двоюродных братьев и сестер, он больше дружил с сыновьями кучера, управляющего и садовника и все лето проводил в семье управляющего.

Папа не смог получить высшего образования – тогда Борелей не принимали никуда. Но он окончил высшие коммерческие курсы и получил профессию бухгалтера. Несколько человек из выпуска послали в село Золотое Саратовской области. Это родина моей мамы, и я родилась в селе Золотом. Мама моя, как рассказывали, была самой красивой девушкой, отбоя от женихов не было, но всем она отказывала. И родители сказали, что следующий, кто сделает предложение, станет мужем. И вот приехал папа, и они влюбились друг в друга. Мама рассказывала, что свадьба и венчание были очень красивыми. «Ради этого одного дня стоило жить», – говорила она. Конечно, в это время уже у семьи не было ничего и жить молодым было негде, их пригласила сестра в Уральск, помогли устроиться папе на работу. Мама ждала ребенка, но, к сожалению, первая девочка умерла совсем маленькой, потом родилась я, а через год мой брат Артур.

Я застала в живых бабушку, она жила с нами, почему-то дедушке не разрешили приехать к нам, он вынужден был уехать в Симбирск. Я – шестилетняя девочка, бабушка читала мне книжку, и у нее случился инсульт.

Тогда папу первый раз арестовали на три месяца, потом на полгода, а потом его арестовали и уже сослали в Горьковскую область, станция Сухобезводная, там он и умер. Если бы не война, он бы выжил. Но когда началась война, всех заключенных «нерусской» национальности отправили на лесоповал. Папа работал бухгалтером при главном управлении лагеря, а потом при главной лагерной больнице. Первый раз мама ездила к нему одна, и начальник лагеря сказал: «Таисия Павловна, Вы пишите, у Ивана Ивановича документы чистые…». Второй раз разрешили нам приехать, папа был расконвоирован. Мама приехала с нами двумя, я помню, мне было девять лет (это последние воспоминания о папе), в лагере к нам очень хорошо отнеслись заключенные, даже испекли пирог, помню, собирали землянику… Мы привезли варенье оттуда, они сами его как-то сварили… И последнее, что помню – с работы идут заключенные в колонну по четыре человека. Папа говорил: «Лес рубят, щепки летят», среди бородатых, одетых в арестантскую робу заключенных были и главный архитектор Москвы, и известный художник, и известный писатель…

Папа до женитьбы три года служил в Красной Армии. И когда к бабушке приходили ее подружки и пытались говорить с ним по-немецки, он говорил: «Простите, но вы же знаете, что я не говорю по-немецки». Он почему-то не любил немецкий язык и в школе (он хорошо учился в гимназии), но по немецкому у него часто бывали двойки. Когда его мама, моя бабушка, говорила: «Ну вот, ваша власть». Он отвечал: «Нет, мамочка, это наша власть». Такой был папа, и такими он воспитал нас с братом. И то, что в детстве к нему строго относились, видимо, сильно врезалось в память, и нас с братом он пальцем не тронул. Мы, конечно, мало с ним общались, мама у нас была строгая, а папа баловал нас.

Об Америке и американском балете

Должна сказать, что Саратов преобразился, и я этому очень радуюсь. Столько новых, красивых домов, дороги… десять лет назад, помню, как мы преодолевали эти ямы, а теперь кругом асфальтированные улицы, я просто очень рада за саратовцев.

Когда мы ездили по городу, обратила внимание, что у вас все вывески почему-то на английском. Мы живем в Нью-Йорке, в районе Бруклин – это русский район. А на Брайтоне, прибрежной улице вдоль океана все вывески по-русски «Аптека», «Хлеб», «Гастроном». Мы настолько привыкли к этому. У нас соседи русские, друзья русские…

Я уже говорила, что очень не хотела уезжать в Америку, но вот сошла с самолета, встречает сын… Я как-то немножко успокоилась, а дальше, я вам скажу откровенно, – я полюбила Америку.

Я стала преподавать совершенно случайно. Муж на курсах английского языка познакомился с мамой девочки, которая училась в хореографическом училище в Нью-Йорке, очень известном в Америке. Так вот, они ценят русскую школу, «вагановский» метод очень ценится. Американская балетная школа отличается от русской. У нас в России (когда я приехала) балет считался «душой исполненный полет», сейчас за 20 лет все, конечно, очень изменилось. Тогда технически (хотя все эти вещи и делала) я смотрела и думала, как все это делается. Это даже не художественная гимнастика, это гимнастика.

В Америке, можно сказать, «царствует» Баланчин. Так получилось, исторически сложилось: когда он уезжал, у нас была эпоха драмбалета. И Баланчин в противовес этому решил создать новый балет, в Америке так и говорят: балет Баланчина, театр Баланчина. И первое время это, конечно, был прогресс. Многие его балеты вошли в историю, он создал американский балет. Но потом сам зашел в тупик: когда симфоническая музыка раскрывает движениями классического танца, но где-то есть предел – не хватает «душой исполненного полета». И он стал ставить балеты с содержанием…

Русская школа ценится в Америке, и в училище не хватало педагогов. Когда я приехала, мы познакомились с одной из преподавателей, ей в то время было 82 года и мне казалось, что это… очень немолодая дама. Так вот, она из Киева, и когда-то на гастролях танцевала в театре имени Чернышевского в Саратове. Но постепенно старые педагоги ушли, и остались последователи Баланчина, что сказывалось на американской балетной школе, которая стала не прогрессировать, а наоборот.

У меня были очень хорошие ученицы из русских девочек, но, к сожалению, ни одна из них балериной не стала. Там все очень сложно. Компании частные, попасть в Метрополитен – это очень сложно. Приходится уезжать в другой город, чтобы начать балетную карьеру…

Я до сих пор преподаю. Моим ученицам за пятьдесят, мы называем это «мы ищем талию». Они едут на занятия на автобусе два часа, оплачивают аренду помещения… Многие женщины в Америке, которым уже за.., хотят хорошо выглядеть, а мне это нужно, чтобы поддерживать себя в форме, не могу пока дома сидеть.

Адрес статьи на сайте:
http://www.bogatej.ru/?chamber=maix&art_id=0&article=25102012002626&oldnumber=636