|
| К свежему номеру |
Роскошь Общения Нина Федина: «Я отдала вам все»
Светлана ТЕНЕТКО 21 сентября исполняется 90 лет Нине Константиновне Фединой. То, что сделала Нина Константиновна для нашего города, можно, пожалуй, сравнить с тем, что в свое время сделал Боголюбов для Саратова, основав Радищевский музей. Нина Константиновна передала в фонды музея Федина безвозмездно тысячи единиц уникальных экспонатов. Из семидесяти тысяч единиц хранения половину составляет архив Константина Федина, переданный музею его дочерью. По мнению зам. директора музея К. Федина Ирины Кабановой, вероятно, город еще не вполне оценил то богатство, которое имеет, поскольку эти материалы вполне можно сопоставить с уровнем не только российских, но и европейских музеев. И пожалуй, это единственный случай, когда из Москвы в провинцию был полностью передан наследниками писателя эпистолярный архив. Рассказать о Нине Константиновне мы попросили Ирину Кабанову, на протяжении многих лет работавшую с этой удивительной женщиной. И. Кабанова: Нина Константиновна Федина, единственная дочь нашего земляка Константина Александровича Федина, родилась 21 сентября 1922 года и в этом году будет отмечать свое 90-летие. Сейчас она живет в Переделкино – легендарном писательском городке под Москвой. В истории российской музейной жизни и науки это уникальный случай, когда наследники передавали сохранившийся архив писателя – огромный, невероятно ценный – в течение даже не многих лет, а десятилетий (а музею К. Федина уже тридцать лет). Константин Александрович Федин был знаком с крупнейшими деятелями не только литературы, но и культуры XX века, и не только российскими, но и зарубежными. Писатель бережно хранил письма и автографы, даже в те годы, когда это было небезопасно, а имена многих эмигрировавших или репрессированных писателей были под запретом. Сегодня наш музей хранит уникальные книги, фотографии и, что самое ценное и уникальное, – переписку Федина. Мы знаем, что Федин начинал как писатель в 1920-е годы и мгновенно вошел в высокий круг русской литературы. Именно в 20-х годах завязались его дружеские отношения с Анной Ахматовой, Евгением Замятиным, Алексеем Ремизовым, Борисом Пильняком, Алексеем Толстым, Вячеславом Шишковым, Борисом Пастернаком и, конечно, со всеми «серапионовыми братьями» – Михаилом Зощенко, Николаем Тихоновым, Всеволодом Ивановым…. Эти звонкие имена можно перечислять до бесконечности. И это пока только о двадцатых годах. Потом можно говорить об отношениях с Твардовским, Симоновым, Фадеевым, Паустовским, Пришвиным… Круг российского общения постепенно расширяется, и Федин выходит на европейский уровень. Его много переводят уже в 20-е годы во Франции, Италии, Испании – и вскоре практически вся Европа знакомится с романами «Города и годы» и «Братья». Завязываются интересные европейские связи, Федин переписывается с Роменом Ролланом, Стефаном Цвейгом, Бертольдом Брехтом… Весь этот эпистолярий хранится сейчас в фондах нашего музея. И ждет своего часа. Корр.: Тот эпистолярий, о котором Вы говорите, насколько часто выставляется и в каком объеме? И. Кабанова: Мы представляем его и на временных выставках, и в постоянной экспозиции. Но, к сожалению, посетители могут увидеть лишь одно из многих писем каждого из писателей, самую верхушку айсберга. Как мы говорим: «Представлен одной единицей хранения». Например, мы показываем Эренбурга в экспозиции – выставляем одно письмо Эренбурга, Показываем «Мастера и Маргариту» – одно письмо Елены Сергеевны Булгаковой… К сожалению, в экспозиции места очень мало, а писем огромное количество. Объем переписки с разными писателями очень различен. Так, переписка с Пильняком насчитывает около тридцати писем, с Соколовым-Микитовым – более трехсот. И все они невероятно интересны, потому что в них – живое дыхание эпохи, искренние размышления о литературе, истории, жизни... Сейчас мы совместно с Институтом мировой литературы Российской Академии наук работаем над проектом «Константин Федин и его современники», результатом которого станет издание несколько больших книг. В них будут представлены и прокомментированы многие из эпистолярных богатств, хранящихся в фондах нашего саратовского музея. Надеемся, на многие явления прошедшего века эти материалы заставят посмотреть по-новому. Конечно же, все это стало возможным благодаря наследникам писателя, и первую очередь Нине Константиновне. Чаще всего происходит так: большинство наследников того или иного видного ученого, писателя, актера или художника держаться за подобные материалы «мертвой хваткой». И либо хранят сами (что всегда можно понять), либо передают в крупнейшие архивы страны, что тоже естественно. Конечно, часть наследия Федина передана в крупнейшие архивы страны. Когда он уезжал из Ленинграда в 30-е годы, то часть рукописей передал в Пушкинский дом. После его смерти рукописи, именно рукописи художественных произведений, переданы в Российский Государственный архив литературы и искусства. А вот с эпистолярием наследники всегда сложнее расстаются. Нина Константиновна передала нам сначала четыре тысячи единиц хранения, когда музей открывался в 1981 году, как некую основу для экспозиции. А потом мы начали возить и этот бесценный эпистолярий, и редчайшие книги с автографами, и журналы, и фотографии – чемоданами, огромными связками, коробками. Мы брали письма на счет – сотнями… Нам передали истинные раритеты, среди которых автографы Блока, письмо Гоголя, два письма Достоевского, рукописи Некрасова и Салтыкова-Щедрина, письмо Тургенева и письмо Чехова. Любой музей был бы счастлив получить подобные материалы на любых условиях, но все это богатство было нам передано безвозмездно. Сам Федин никаких распоряжений на этот счет не оставил, кроме того, что более двух тысяч книг с дарственными надписями по его завещанию были переданы в Научную библиотеку Саратовского государственного университета. Всем остальным распоряжались наследники. И в один прекрасный момент выяснилось, что Нина Константиновна передала нам практически все, что было в Переделкино. Помимо писем, мы еще привезли мебель (кабинет Федина в Переделкино), которую можно увидеть в нашей постоянной экспозиции. Сейчас Нина Константиновна живет в небольшом домике рядом с музеем Чуковского, там же в Переделкино, потому что госдачу практически сразу после смерти Федина забрали. Нина Константиновна, можно сказать, посвятила всю жизнь отцу. У нее театральное МХАТовское образование и уже начала складываться сценическая карьера, но после смерти матери, жены Константина Александровича, она взяла на себя всю заботу о нем. Разбирала архив – по сути, была его секретарем и, конечно, самым верным другом и соратником. Можно без всякого преувеличения сказать, что теперь Нина Константиновна самый родной для музея человек. С ней, ее детьми и внуками мы постоянно поддерживаем отношения. Вообще Нина Константиновна человек фантастический и, несмотря на свой уже солидный возраст, обладает удивительной памятью, строгостью и ясностью мышления. Ее воспоминания просто бесценны, и она нам до сих пор помогает, когда надо уточнить что-то для научной работы. Знаете, для меня лично и, я думаю, для многих наших сотрудников, Федин, который был довольно закрытым человеком, открылся по-иному, полнее и глубже именно благодаря Нине Константиновне и ее детям. И та традиция воспитания, которая шла от дочери к внукам, очень много открывает в нем – воспитать столь достойных людей, очень честных и очень бескорыстных может только человек, обладающий теми же качествами. Мое личное убеждение, что роль Нины Константиновны для литературной жизни Саратова сродни тому, что Боголюбов сделал для художественной жизни нашего города. Корр.: Ирина, Вы говорите, что за время работы с архивами Нина Константиновна стала для Вас и для музея родным человеком. Наверняка Вам во встречах с ней запомнилось что-то очень личное, что выходит за рамки общения музейщиков с наследницей писателя. И. Кабанова: Я сказала бы, что эти отношения сложились не сразу. Было какое-то постепенное сближение и проникновение… Более всего меня привлекает в Нине Константиновне ее острый ум, море обаяния и человеческое достоинство. В этом умении себя нести, возможно, есть что-то артистическое – выправка; в девяносто лет так «держать» спину, голову, взгляд… Следующие поколения уже во многом утратили это. Неважно, в какой обстановке я ее видела – на даче или дома – и всегда обращает на себя внимание стать, редчайшая по нашим временам несуетность и чувство собственного достоинства. И умение найти к каждому человеку подход. Она помнит абсолютно обо всем и обо всех, и это очень трогательно. Корр.: Первую встречу помните? И. Кабанова: Первую… Мы с девочками с университетской скамьи только пришли работать в музей. Первая встреча была как-то немного издалека, мы еще робели… Нина Константиновна приехала к нам в музей, и, пожалуй, сразу тронула тогда ее доброжелательность и то, что она, познакомившись, сразу запомнила всех сотрудников по именам. И сейчас, несмотря на возраст, она живо интересуется всеми, кого знает, а также нашими молодыми сотрудниками, сразу запоминая новеньких. Думаю, по-настоящему первой встречей с ней можно назвать наш приезд в московскую квартиру в Лаврушинском переулке – знаменитый писательский дом напротив Третьяковки. Огромная квартира, с очень красивой мебелью, картинами на стенах, первое ощущение – почти музейной обстановки, какого-то трепета и даже небольшого страха… Нина Константиновна тогда еще казалась мне очень недоступной… Позднее, когда мы приходили к ней работать, всегда был чай с разными вкусностями и – пристальный интерес к нам, совсем юным сотрудницам. Сейчас уже понимаешь, что именно в этих застольных беседах выяснялись исподволь наши интересы, планы. Многие из нас, молодых, пришедших в музей, вначале не вполне представляли свою дальнейшую судьбу и с музейной работой были совсем не знакомы, но так сложилось, что я уже больше тридцати лет в музее. Из того, первого музейного «призыва», почти все остались работать, очарованные богатствами, которые музей хранит. Корр.: Получается, что Нина Константиновна связала Вашу жизнь с музеем и Фединым? И. Кабанова: Да, наверное, именно так, она сыграла значительную роль в этом. Могу признаться, что теперь есть какое-то чувство личной ответственности перед ней. Она отдала такое богатство в наши руки, и мы должны не только сохранить это, но изучить и показать другим. Знаете, какое счастье было, когда Нина Константиновна приезжала к нам последний раз – в 2007 году на открытие экспозиции «Дом русской литературы XX века». Как она потрясающе выглядела… Конечно же, она и до этого приезжала, но с годами визиты давались ей труднее. Мы надеялись, что хорошая экспозиция получилась, но важно было и мнение профессионалов-коллег и мы очень трепетно относились к тому, как наследники отреагируют, потому что у нас получилась совсем иная концепция… Если раньше был единственным центром был Федин, то сейчас и название изменилось, и литературной жизни России в экспозиции уделяется гораздо больше же места – это попытка взглянуть на историю всей русской литературы ХХ века. Мы вписали Федина в широкий контекст литературы, показав его роль возможно полно, «без купюр», при этом мы не старались сгладить какие-то острые моменты… Нина Константиновна осталась довольна нашей работой. Мне показалось, что до этого момента внутри у нее был некий страх того, что не будет возможности все это показать в ближайшее время, что будет архив лежать «мертвым грузом» и неизвестно, доберутся ли до него другие поколения. И когда она увидела, что переданные нам материалы уже в экспозиции, нам показалось, что как будто у нее гора с плеч упала, видимо, это было окончательным подтверждением, что ее решение предать архив отца в Саратов – единственно правильное. И вот еще одна важная деталь, о которой хотелось бы сказать и которая характеризует Нину Константиновну. Когда мы начали издавать фединскую переписку, мы просили разрешения у нее на небольшие купюры в письмах, именно в тех местах, где речь идет об очень личных вещах, например, о физических недугах. Она же настояла на том, чтобы вся переписка издавалась без каких-либо изъятий и сокращений. Видимо, в свое время она уже настрадалась от советской цензуры и решила, что если сейчас мы позволим какие-либо купюры, то возникнет вопрос о том, что что-то опять скрывается и замалчивается. Публиковать все – это большое мужество с ее стороны и заслуживает, безусловно, глубочайшего уважения. Последний подарок, сделанный нам Ниной Константиновной, был совсем недавно – в феврале этого года, когда мы праздновали 120-летие со дня рождения писателя. Приехал Константин Александрович Роговин, внук Федина, и привез скромную, слегка потрепанную папочку… Увидев то, что было в этой папочке, наши сотрудники не могли сдержать слез – в ней были все письма Бориса Пастернака к Федину. Мы, конечно, знали об их существовании и даже пытались вести переговоры с Ниной Константиновной о возможности приобретения этих писем. Но Нина Константиновна была непреклонна и отказывала нам. Видимо, она что-то для себя решила, и когда кто-то попытался заговорить о деньгах, она сказала, что это даже не обсуждается. Помимо писем Пастернака, в этой папке еще и письма, касающиеся истории Нобелевской премии Пастернаку. Это удивительно, что, имея детей, внуков и правнуков, Нина Константиновна передала практически всю переписку нам. Было бы вполне понятным, если бы наследие Федина осталось в семье… Но она решила по-другому, на одной из последних встреч она извиняющимся тоном говорила нам: «Девочки, у меня уже ничего не осталось…. Я отдала вам все».
Весь номер на одной странице
|
Кто-то с трёх раз отгадает, что это за «мужик в пинджаке» запечатлён на этом снимке? Мало того, он запечатлён ещё и в бронзе, и стоит на Набережной Космонавтов, где космонавтами и не пахнет». 
26 марта 1989 года состоялись выборы народных депутатов Союза ССР, первые выборы высшего органа власти Советского Союза, на которых избирателям впервые предоставлялся выбор между несколькими кандидатами в депутаты. Впервые в Союзе ССР происходило публичное обсуждение различных предвыборных программ (в том числе и на теледебатах). 
Друзья, главный вопрос: как же так получилось? Почему Путин и олигархический режим в очередной раз победили в России. Кто-то скажет: нарушения, грязная политика. Безусловно, всё это важно и имеет место быть, но только лишь этим ограничиваться неправильно и не позволит нам увидеть ситуацию объективно. 
Движение «Голос» практически ежегодно фиксировало ухудшение ситуации с правами избирателей. К сожалению, именно президентские выборы все последние 24 года демонстрировали своего рода антистандарт проведения избирательных кампаний. Но никогда еще мы не видели президентской кампании, которая настолько не соответствовала бы конституционным стандартам. 
28 февраля, в Саратове у памятника Вавилову общественник Андрей Калашников провел одиночный пикет против введения цензуры в России. На пикете присутствовала корреспондент ИА «Свободные новости». 
18 января 2024 года в музее К.А. Федина прошел вечер памяти Алексея Слаповского (1957 – 2023). На вечере собрались друзья, коллеги, близкие люди, читатели и почитатели его таланта. 
Политик Екатерина Дунцова, которой ЦИК отказала в регистрации в качестве кандидата в президенты, представила в Саратове партию «Рассвет», созданием которой занимается её команда. 16 февраля на встречу с ней в деловом центре «Спутник» пришли порядка 60 человек. 
18 февраля в сквере на улице Грибова, одном из гайд-парков Саратова, состоялся митинг за перенос площадки строительства будущего Столыпинского индустриального парка. 
